Тема голода занимает немало места в сегодняшней «массовой информации». Те, кто пережил голод, и те, кто изучал эту проблему, хорошо знают, что голод фантастически выгоден для спекулянтов. В такое время как никогда высоки их шансы на быстрое и масштабное обогащение. Теперешние политические спекулянты не нашли для себя ничего более выгодного, чем голод, который был в 1932-33 годах, 70 с лишним лет тому назад.
Абсолютные чемпионы бессовестной спекуляции, вне сомнения, украинские сторонники «европейского выбора». Они фантастически преувеличивают «показатели»
«своей» трагедии и, вопреки фактам, изображают «голодомор» «геноцидом украинского народа» со стороны, конечно, проклятой России. Недалеко от них отстают, впрочем, российские «суверенные» государственники, которые не просто напоминают, что столь же жестоко пострадали тогда наиболее хлебородные местности России, но валят все на «тоталитарный коммунизм», перенаправляя таким образом удар на своих сегодняшних политических противников. Политический интерес тех и других виден невооруженным глазом. Все спекулянты рады уязвить коммунистов, своих принципиальных противников, а украинские, сверх того, страстно желают поссорить братские народы, разобщить и разъединить их, и приумножить свой политический капитал на этом благородном деле. Шансы спекулянтов определяются, конечно, реалиями сегодняшнего дня, а не семидесятилетней давности. Но им помогает, помимо прочего, историческое невежество массы народа.
Интернационалисты обязаны дать отпор бессовестным спекулянтам. Для того необходимо вооружиться минимумом (хотя бы) исторических знаний по вопросам, имеющим к этому отношение. Громадную трудность для объективного суждения создает полное отсутствие официальных данных о голоде 1932-33 и 1946-47 годов в Советском Союзе. Абсолютное, стопроцентное замалчивание этой темы в советские времена создает неограниченный простор для любых спекулятивных фантазий. Все «оценки», имеющие хождение даже в научной литературе, в лучшем случае сомнительны. А то, что распространяется в массовом масштабе, вообще не заслуживает никакого доверия, ибо ослиные уши примитивной пропаганды совсем уж неприкрыто торчат из такой «информации». В таких обстоятельствах лучше всего обратиться к надежным, хотя и не прямым, официальным данным. Я имею в виду демографическую статистику, в первую очередь материалы переписи населения 1959 года. Таблица (а еще лучше диаграмма) распределения людей по возрасту на начало 1959 года нагляднейшим образом иллюстрирует трагедии народов Советского Союза в первой половине 20 века. На диаграмме четко видны три провала в распределении численности людей по годам рождения. Самый глубокий провал приходится на 1942-45 годы. Понятно, что это означает. Намного менее глубокий, зато более продолжительный, провал соответствует 1915-20 годам. Это годы империалистической и гражданской войн. А третий по масштабу провал соответствует 1931-35 годам, причем самый минимум приходится именно на 1933-34 годы, то есть как раз соответствует «голодомору» с естественным опозданием примерно на полгода по отношению к пику бедствия. Интересно, что большой террор 1937-38 годов не оставил никаких следов на демографической диаграмме. Более того, 1937-39 годы выглядят наиболее благополучно (так же, как 1923-30 годы) во всей советской демографической истории до 50-х годов.
Конечно, демографические диаграммы неполно и неточно характеризуют трагедии, зато эти данные всего более надежны, и лучше, чем любые другие, годятся для оценки долгосрочных последствий. Сопоставляя с известными политическими событиями имеющиеся и отсутствующие на демографической диаграмме провалы, можно прийти к следующим выводам. Из трех смертельных голодовок первых послереволюционных десятилетий только одна (1932-33 годов) оставила заметный след на диаграмме. По масштабу этот провал сопоставим с тем, который оставила империалистическая или гражданская война (по отдельности). В то же время общеизвестный чудовищный голод 1921-22 годов не оставил совсем никакого следа на диаграмме - так же, как незнаменитый послевоенный голод 1946-47 годов. Такое принципиальное различие в последствиях голодовок связано, конечно, с ролью государства. «Вклад» государства зависел, прежде всего, от его возможностей, во вторую очередь - от его целей и намерений, а в третью очередь - от степени разумности его руководителей. В 1921 году возможности государства были мизерные. До предела развалены были промышленность и транспорт, медицинская служба была слаба численно и материально, намного сократилось и производство продовольствия. В довершение бед ряд важнейших хлебопроизводящих регионов поразила жестокая засуха. В других регионах урожай был неплохой, но государство не имело силы взять в этих местах достаточно хлеба, чтобы спасти голодающих. При всем этом последствия голода оказались несравненно меньше, чем любой из пережитых страной больших войн. От голода и его последствий погибло очень много людей, вероятно, больше миллиона. Но часто встречающиеся в литературе «многомиллионные» оценки потерь явно неправдоподобны. Слишком сильно противоречат они надежным данным демографической статистики. Ограничения масштаба трагедии добилось, конечно, государство. Оно открыто объявило о катастрофе и если не по максимуму, то в очень большой степени, мобилизовало свои крайне ограниченные возможности на борьбу с голодом. Сопоставляя тогдашние возможности с достигнутым результатом, надо признать эти действия государства весьма эффективными.
Можно признать эффективными и действия государства в 1946-47 годах. Возможности его неизмеримо выросли по сравнению с 1921 годом. После Отечественной войны страна была разорена, но сила государства была громадна. Климатические условия в 1946 году сложились не лучше, чем в 1921. Технический уровень сельского хозяйства после военного разорения был немногим выше уровня 20-х годов. Зато намного выше был уровень промышленности, транспорта, медицины, а еще важнее - гораздо больше были возможности государства по «мобилизации» того, что производилось. В самом лучшем из нэповских по хлебозаготовкам 1926 году было заготовлено без малого 10 млн. тонн (13% валового сбора), а в катастрофически неурожайном 1946 - более 17 млн. тонн (44%). То, что было заготовлено из плохого урожая 1946 года, расходовалось, в том числе, на экспорт (около 1 млн. тонн) и на поддержание госрезерва (более 4 млн. тонн). Столь жестокая экономия обрекала на гибель сотни тысяч людей. Жизнь и здоровье миллионов сограждан были менее приоритетны для государства, чем международный престиж и страховка на случай чрезвычайных обстоятельств (нового неурожая или возможного столкновения с недавними союзниками). И тем не менее, от голода и его последствий тогда погибло намного меньше людей, чем в 1921-22 годах. Очевидно потому, что государство стало намного сильнее и приняло меры, хотя и с опозданием, для спасения тех, кто оказался под угрозой гибели.
Последствия «голодомора» 1932-33 годов, как показывает, в частности, демографическая диаграмма, в несколько раз превосходят «показатели» двух других советских голодовок и сопоставимы, как уже было отмечено, с последствиями большой войны, гражданской или империалистической. Сколько людей погибло тогда от голода и его последствий? Отсутствие прямых официальных данных не позволяет дать надежную оценку даже с точностью до миллиона. А с косвенными данными, из которых всего надежнее демографическая диаграмма 1959 года, в общем согласуются достаточно разные (но все чудовищные) оценки потерь - от 4 до 7 млн., в том числе от 2 до 3 млн. на Украине. Природно-климатические условия 1932 года не были существенно хуже среднего - в противоположность 1921 и 1946 годам. Прошедшая только что насильственная массовая коллективизация тоже не была непосредственной причиной катастрофы, хотя и создала для нее условия. Урожай 1932 года, по данным Сталина, хотя и заметно снизился по сравнению с доколхозным уровнем, составил все же почти 70 млн. тонн. Даже если его данные сильно завышены, в любом случае было собрано намного больше, чем в 1946 году (40 млн. тонн). Заслуживают доверия данные о количестве заготовленного государством хлеба (22-23 млн. тонн в 1932 году и 17 млн. тонн в 1946). Из этих цифр видно, что объективно ситуация 1946 года была намного труднее, чем 1932. И тем не менее, в 1946-47 годах государство худо-бедно справилось с бедствием, а в 1932-33 только усугубило его. Почему такая разница? Действия государства были бесчеловечны в обоих случаях, но в 1946-47 годах они были намного более рациональны. В 1932 году максимум «заготовительного» нажима пришелся на традиционно хлебородные местности без учета конкретной ситуации, а в 1946 власть все-таки считалась с климатической катастрофой и вела себя более «адекватно». Пик голода весной и летом 1947 года был ожидаемым, и государство учитывало необходимость оказать помощь продовольствием, хотя и в самом крайнем случае. И эта помощь, хотя, конечно, невероятно скупо, действительно была оказана. Громадное значение имела также помощь по медицинской линии, ибо смертность от болезней, связанных с недоеданием, всегда во много раз превышала смертность непосредственно от истощения. В 1933 году никакой помощи продовольствием наиболее пострадавшие не получили, да и медицинская помощь была минимальна. Зато максимум усилий власть направляла на сокрытие самого факта смертельного голода и его масштабов. Результат был тот, что виновники сами не знали, что натворили. В январе 1934 года (на 17 съезде) Сталин объявил свою оценку численности населения Союза на конец 1933года - 168 млн. Это не было сознательной фальсификацией. Сталин сам не знал реальную ситуацию даже в начале 1937 года. Иначе не стали бы для него столь неожиданными неутешительные итоги переписи 1937 года. Разумеется, за свои собственные грубейшие ошибки диктатор не себя наказал, а тружеников статистики. И даже итоги новой переписи 1939 года ему пришлось лично «скорректировать» на 2-3 миллиона, чтобы не выглядела совсем неправдоподобной неосторожно названная им в 1934 году цифра. Какой из этого вывод? Поведение государства и лично Сталина в 1932-33 годах заслуживает самого сурового осуждения не только по «нравственной» линии, но и по «государственной». Незнание может рассматриваться как смягчающее обстоятельство для «рядового» преступника, особенно если преступление совершено по неосторожности. Но для руководителя государства незнание непростительно, тем более, что получение нужных сведений не представляло никакой трудности. Достаточно было своевременно запросить текущие данные тогдашней статистики. «Историческая» оценка «голодомора» с точки зрения теперешних наследников Советского государства этим исчерпывается.
Актуальна ли эта память для нашего времени? Еще как! Только вовсе не в том смысле, в котором эксплуатируют эту тему «исторические» спекулянты. Те люди, которые берутся за «исторические» преобразования, не должны забывать об исторической ответственности. Простое сопоставление демографической статистики 30-х годов и «постсоветских» времен неопровержимо доказывает, что ущерб жизненной силе народов (и России, и Украины) от теперешних реформ во много раз превышает не только последствия «голодомора», но даже последствия Великой Отечественной войны. Поколение, рожденное в «постсоветские» годы, больше, чем в полтора раза, уступает по численности предшествующему. Тот, кто в самой минимальной степени переживает за судьбу своего народа, должен обрушиться на виновников теперешнего геноцида (без кавычек!) с куда большей яростью, чем на ушедших в историю виновников давней трагедии. А те, которые поступают наоборот, неопровержимо доказывают тем самым, что плевать им на судьбу своего народа на самом деле. Они в худшем виде повторяют негативный опыт Сталина по замалчиванию тяжелейшей драмы своего времени. Теперь, в век космоса и Интернета, нет шансов утаить демографическое шило в мешке подконтрольной начальству статистики. Зато можно, используя невероятно возросшую мощь пропагандистской машины, отвлечь внимание народа от вопиющих проблем сегодняшнего дня и от критического взгляда на «деяния» теперешних власть имущих. Именно в этом смысл активизации «исторических» спекулянтов. Долг интернационалистов - помочь народам объективно и правильно оценить историю. Если это удастся, грубая провокация кончится полным провалом.
Могилевский Д.С., г. Ленинград
|
