О судьбе сотен тысяч русских военнопленных-узников концлагерей в Польше власти нашей страны предпочитают не вспоминать. Об этом напомнили сами поляки. То и дело в областных СМИ появляются сообщения о мероприятиях, проходящих в Медновском мемориале, созданном в честь якобы расстрелянных польских офицеров.
О судьбе сотен тысяч русских военнопленных-узников концлагерей в Польше власти нашей страны предпочитают не вспоминать. Об этом напомнили сами поляки То и дело в областных СМИ появляются сообщения о мероприятиях, проходящих в Медновском мемориале, созданном в честь якобы расстрелянных польских офицеров. (Вопрос расстрела крайне сомнительный с исторической точки зрения – как, впрочем, и с аналогичной ситуацией в смоленской Катыни). Оставим в стороне эти споры, согласимся с тем, что у нас есть захоронение польских военнопленных. У многих возникает вопрос, почему это место превращено в ритуал чуть ли не поклонения нации, которая сейчас совсем не проявляет интерес к дружбе и сотрудничеству с Россией, а ведет в отношении нас явно враждебную политику. А если конкретно, не проявляет соответствующей заботы и о захоронениях советских людей, россиян на польской территории. Существует немало примеров вандализма в отношении памятников советским воинам-освободителям. Чего стоит только снос памятника маршалу Коневу в Кракове. Что касается более раннего исторического периода – почитайте, как обращались поляки с пленными красноармейцами в 20-ых годах. Так у кого к кому счет? «Помню, один из русских офицеров предложил мне свои серебряные часы в обмен на голову павшей несколько дней назад лошади, которая валялась за оградой и распространяла зловоние. Я ответил, что могу на его деньги купить ему хлеба или мяса, но головы не дам, потому что он ею отравится. Русский перебросил через ров и колючую проволоку деньги и часы, но в темноте я не смог их найти, как не смог позже разыскать и этого парня… Обычно я охранял склады с морковью и картошкой. Когда украинцы и русские знали, что на вахте стою я, они приходили и в темноте кричали: «Пан, дай поесть!» Я насаживал на штык несколько картофелин и бросал через ограждение. Если приближался польский патруль, очередь голодных с другой стороны залегала и замолкала, потому что они знали – за помощь им меня могли отдать под трибунал». Это — не очередное описание ужасов немецких концлагерей времен второй мировой. Речь идет о польских концлагерях для военнослужащих, попавших в плен в период польско-украинской (1918— 1919) и польско-советской (1919—1920) войн. И рассказывает об этом тот, кто охранял пленных, — рядовой Войска Польского Юзеф Неуважны. Об узниках лагерей постарались забыть как можно скорее. Ну а о том, чтобы копаться в этой проблеме, и речи не шло. И вот сейчас можно назвать вещи своими именами, не боясь, что кто-то воспримет это «не так, как надо». Первым это сделал доктор Торуньского университета имени Коперника Збигнев Карпус. В прошлом году он издал свой многолетний труд отдельной книгой, которую «не заметили» его польские и российские коллеги и пресса. Как это нередко бывало и раньше, Россия своими гражданами не заинтересовалась. Прошел год, прежде чем Генеральная прокуратура России спохватилась и послала запрос польским коллегам о выяснении судьбы русских пленных. Хотя, как выясняется, многие документы, связанные с еще одной страницей нашей трагичной истории, сегодня хранятся в архивах... Москвы. Об этом рассказал сам Збигнев Карпус, уже дважды приезжавший в Москву для работы над документами. Вместе с ним мы поехали на место второго по величине концлагеря, где сидели пленные красноармейцы, в Тухоль. Сейчас от самого лагеря осталась лишь железнодорожная ветка, где высаживали пленных солдат, рвы от землянок да стертые временем холмы братских могил. Разумеется, уже нет в живых никого, кто помнил бы те далекие времена. Но остались документы: карты, схемы, планы, военные рапорты, которые помогают восстановить прошлое. Все это по крупицам собрали Збигнев Карпус и его коллега Вальдемар Размер, роясь в польских и российских архивах. Не менее ценный документ, полагаю, — и дневниковые записи рядового Юзефа Неуважного, с внуком которого я случайно познакомился в коридоре Торуньского университета. Пан Юзеф служил конвоиром в лагере для русских военнопленных в Вадовице близ Кракова. Он не попал на фронт, выжил и оставил своему внуку Анджею рукописные мемуары. «Это был голод, голод, голод и тиф, который косил людей по 30—40 человек в день, — писал о лагере пан Юзеф. — Хотя сами польские солдаты, охранявшие лагерь, снабжались не многим лучше. Мы ходили в рваных сапогах, из которых торчали пальцы, и дырявых штанах». Но жуткие бытовые условия в Вадовице, где содержалось несколько тысяч военнопленных, и запреты начальников не мешали автору общаться с русскими, киргизами и даже китайцами, воевавшими в Красной Армии. Они вели долгие беседы, и кое-что из услышанного темными вечерами в продуваемых всеми ветрами бараках пан Юзеф хранил в памяти всю жизнь. Например, слова русского командира, обращенные к нему: «Запомни, парень, мы сюда еще вернемся...» «Среди польских солдат, охранявших лагерь, равно как и среди унтер-офицеров, попадались разные типы — похожие на людей и похожие на зверей, — пишет пан Юзеф. — Командовал всеми глуповатый старенький капитан, которого вообще ничего не волновало. Другой командир — капитан Кароль Сташкевич был настоящей собакой. Проходя по лагерю, он без устали и с видимым удовольствием бил всех подряд стеком, а сопровождавшие его унтер-офицеры работали прикладами. Пленные в ужасе разбегались, в лагере возникала паника. Однажды Сташкевич похвалился, что за день поломал о головы пленных 32 приклада!» Воспоминания честного солдата — далеко не единственное свидетельство о тех годах. Не менее впечатляющим выглядит секретный доклад польской контрразведки армейскому командованию, написанный в октябре 1920 года и найденный польскими (!) историками в той же Москве. Описывая истинное положение дел в одном из крупнейших польских концлагерей, где содержались русские, контрразведчики признавали, что конвоиры зачастую нарушают приказы, жестоко обходясь с заключенными. «Конечно, сами пленные понимают, что в условиях войны польскому командованию трудно уследить за соблюдением законности, но и Польскому командованию надо иметь в виду, что тяжелейшие условия проживания пленных могут послужить поводом для успешного проведения большевиками антипольской пропаганды, — писали контрразведчики своим генералам. — Беззаконие, царящее там, сводит на нет усилия польской антибольшевистской пропаганды в Красной Армии. Все это может оказать негативное влияние на ход войны и на будущее польско-российских отношений. ...В лагере царят невыносимые санитарные условия: грязные пленные дурно пахнут, но их дезинфекция практически невозможна, поскольку, с одной стороны, нет стиральных средств, а с другой — одежда узников настолько ветхая, что она не выдержит стирки. Так как нет дров, на 100 человек дается 8—10 ведер теплой воды для мытья. Большинство пленных — голые люди. Те, кто может, идут в 6 утра на работу в одном белье, в том числе и в зимние месяцы. Рацион не дает им возможности умереть от голода, но пищи явно не хватает. Пленные не получают сигарет, и потому свои и без того скудные пайки они меняют на табак. Голод приводит к эпидемиям болезней, которые угрожают перекинуться на местных жителей. Хотя рацион предусматривал выдачу каждому ежедневно двух кружек кофе с сахаром, 150 гр. хлеба, половину селедки и половину котелка жидкой похлебки без мяса, на деле все обстоит гораздо хуже». В докладе отмечается, что русские пленные, сдавшиеся добровольно, возмущены тем, что к ним относятся так же, как к тем, кого пленили насильно. «Нас обманули, — говорят они. — Нас хотят уморить голодом только потому, что мы русские. И мы будем мстить». Эти люди, делает неутешительный вывод контрразведка, впоследствии могут стать ярыми антипольскими агитаторами... В докладе также содержится признание, что польские пленные в России получают питание лучше, чем русские в Польше. Свидетельства контрразведчиков и рядового Войска Польского Ю. Неуважного рисуют картину положения людей лишь в двух лагерях. А таких лагерей в Польше насчитывалось около двух десятков. Сначала часть из них находилась на германской и австрийской территории, потом — на польской. Но сегодня, когда границы не имеют того значения, какое они имели в годы «железного занавеса», ясно понимаешь одно: десятки тысяч русских солдат, представителей других народностей, воевавших в царской и Красной Армии, покоятся в земле другой страны, а на их Родине никому до них дела нет. Огромное количество могил заросло травой и покрывается забвением. А ведь речь идет о 260 000 — 270 000 военнопленных, прошедших с 1914 по 1924 гг. через эти лагеря, более 30 000 умерших от голода и болезней. Эти люди страдали безвинно, и наш долг — помнить о них, если хотим, чтобы хоть кто-то вспоминал потом о нас. Я спросил у пана Карпуса, остались ли для него темные пятна в затронутой им же проблеме? — Разумеется, — говорит он. — За годы работы в архивах мы многое «раскопали», но узнали лишь часть того, что происходило на самом деле. Найденные нами документы недостаточны для того, чтобы можно было нарисовать полную картину трагедии тех лет. А она, поверьте, была действительно ужасна. Я собираюсь продолжить поиск ради памяти погибших, тех, кто прошел через чудовищные испытания, ведь документы не вечны. Уже в наше время Россия и Польша подписали договор, в котором Польша обязалась ухаживать за двумя тысячами могил советских солдат, могил в польской земле в годы второй мировой войны. Но в договоре не упоминаются захоронения русских, попавших в польскую землю раньше. По словам пана Карпуса, ПРО НИХ ПРОСТО ЗАБЫЛИ... И, главное, — здесь, в России.
О судьбе сотен тысяч русских военнопленных-узников концлагерей в Польше власти нашей страны предпочитают не вспоминать. Об этом напомнили сами поляки.
