За десять дней до наступления Нового года он вновь появился со своими елками у торгового центра на Бескудниковском бульваре столицы. И весь микрорайон сразу наполнился дивным ароматом. «Значит, Александр Иванович снова привез своих красавиц!» — радуются люди. Вот уже шестнадцатый год кряду покупают их только у него: в отличие от заполонивших Москву иностранок они на загляденье стройные, пушистые, ярко-зеленые и с длинными иголочками. А уж запах источают чистейший — русского леса и поля.
— ТАК ВЕДЬ мои елки в глуши тверских лесов выросли, вдали от загазованных трасс. Да и не простые они — пшеничные, — улыбается Александр Иванович Печуркин. — Родные! Это ж надо: навезли в Россию синтетических елок со всего света, будто своих, живых, нет...
Оказывается, пахучие деревца поднялись, раздобрели на полях, где раньше, всего-то 19 лет назад, колосилась, шумела пшеница-кормилица...
Печуркин — потомственный крестьянин. Предки давным-давно поселились на берегу реки Шуя, в трех километрах от Рамешек, и деревню свою нарекли тем же именем. Отец работал бригадиром-полеводом, мать — дояркой на ферме колхоза «Прогресс».
— Большущая была деревня, многолюдная! А теперь скукожилась. Смертность превышает рождаемость более чем в три раза. И нынче там проживают три десятка человек — большей частью старухи. Мужчин трое, — рассказывает он, упаковывая очередную елочку.
Говорит, что едва он начал ходить, как отец стал брать его с собой в поле, лес, на реку. С годами обучил наследника многому. И хлеб растить, и рыбу удить, и метким выстрелом укладывать на бегу кабана ли, лисоньку, волка. Казалось, станет сын Ивана пахарем. Но Александр после армии переквалифицировался в строители, возводил дома в Подмосковье. А в начале 80-х родная земля поманила назад. Работал в местном лесхозе (окончил Воронежский лесотехнический техникум) охотоведом. В начале 90-х создал плотницкую бригаду и начал ставить срубы домов, бань. Топором и кормил семью. А потом промысел этот вдруг стал хиреть.
— Во-первых, лесхоз цену на сосну задрал до небес. А ты попробуй навали деревьев в чащобе да вывези их! Во-вторых, хотите — верьте, хотите — нет, в русских деревнях при нынешнем диком капитализме нежданно-негаданно перевелись плотники. Сгорели от болезней и пьянок те мужики, что в годах, а молодые разлетелись в поисках куска хлеба по России, — продолжает рассказ Александр Иванович. — Не слышно ныне в сёлах звона топора строителя... Страшная примета!
Земля брошена, заросла подлеском и сорняками.
— Сердце кровью обливается при виде мертвой пашни. Вот недавно была обнародована убийственная цифра: более 30 миллионов га сельхозугодий России «гуляют». Картина удручающая. Деревья, особенно березняк и ельник, растут на брошенных землях будто на дрожжах. А ведь наши предки веками, в поте лица своего, раскорчевывали лес, отвоевывая у него землицу, десятину за десятиной, — так говорит человек крестьянской косточки, староста деревни. Этот пост земляки доверили ему как трезвеннику и умному, хозяйственному человеку пять лет назад.
На нищенскую пенсию 63-летнему главе семейства невозможно прокормить и одного себя, а ведь у него дочь-школьница. Работу не найти даже молодому, потому и решил, оставив поневоле плотницкий промысел, заняться пчеловодством. С тех пор с весны кочует с пасекой по лесам, долам и лугам, где бушуют травы-медоносы.
Глядя на молоденькие сосенки на хлебной ниве, профессиональный лесовод как-то смекнул: «А что если повезти их к Новому году в Москву — на радость людям?» Односельчане его предостерегали: мол, елочный рынок столицы давно поделен. Александр Иванович всё же поехал на разведку в управу Бескудниковского района столицы. Переговоры оказались удачными: «Пишите заявку, привозите документы — участвуйте в конкурсе!»
— Выиграть его очень нелегко. Вездесущие кавказцы работают локтями неистово, — вздыхает. — Но у меня, в отличие от пришлых торговцев, документы в полном порядке. Не поддельные. Да и елочки пушистые наливаются соком в тверской глуши, где воздух чист и ядрен. А шустряки воровски рубят деревья вблизи автотрасс Подмосковья, потому они и пахнут бензином.
Вот и прошлой осенью выиграл Александр Иванович соревнование с южанами. Начал готовиться к елочному базару заранее. Пахучие красавицы хоть и растут сами по себе на полях, брошенных государством, но за каждую пришлось заплатить в местный лесхоз, получить квитанции, разрешение на вывоз. 20 декабря расставил пшеничные на базаре.
Пока я разговаривал с А. Печуркиным, подходили несколько проверяющих. Два лейтенанта экологической милиции, узнав, что сосны и ели из заповедного Тверского края, дозиметры даже не стали вынимать из сумок. Следом явился представитель Санэпиднадзора, попросил показать медицинскую карту. «Да вот она! Настоящая, не купленная», — ехидно улыбается Александр Иванович.
— Стригут проверяющие? — спрашиваю давнего знакомого.
— Раньше стригли все, кому не лень. Причем не одни только служивые люди, а и мошенники в брюках с лампасами. Но начальник ОВД «Бескудниково», заместитель главы управы строго-настрого повелели никому не давать ни копейки. Станут, мол, вымогать, звони, приедет наряд ППС, — слышу рассказ.
А люди идут и идут. Здороваются с кузнецом их новогоднего счастья, расспрашивают давнишнего знакомого про его житье-бытье в тверской глубинке, про дочурку-школьницу. «Благодаря елочкам купил ей компьютер. Рада!» — отвечает он.
Каждый год Александр Иванович привозит в Москву с десяток высоких елей специально для детских садов и церквей — в подарок.
До 31 декабря будут разносить москвичи по домам елочки Печуркина. А вечером, как только раскупят последние деревца, он засобирается домой. К бою Кремлевских курантов, как правило, не успевает — слушает его обычно в пути, где-нибудь между Тверью и Рамешками.
Юрий МАХРИН, "Правда"
|
